«Император Николай… говорил и слушал охотно и искал глубокий смысл в художественных замыслах».
Джованни Дюпре, скульптор
(1817-1882)
Николай I, правивший с 1825 по 1855 годы, был последним императором, который заметно повлиял на развитие Эрмитажа.
Интерес к архитектуре и прикладному искусству, Николай Павлович, по-видимому, унаследовал от своей матери, императрицы Марии Федоровны, также как и ее «умный художественный взгляд». Сохранившиеся живописные работы Николая демострируют известные способности в этой области. «Он имел талант к карикатурам, — писал об императоре Поль Лакруа, — и самым удачным образом схватывал смешные стороны лиц, которых он хотел поместить в какой-нибудь сатирический рисунок».
Из всех искусств Николай более всего ценил архитектуру. Дворцовая площадь, Адмиралтейство, Исаакиевский собор, здание Сената и Синода – все они были построены по его заказам или начинали сооружаться при его брате Александре I, но завершалось строительство под «орлиным оком» Николая.
Николай I видел музеи в Лондоне, Берлине, Мюнхене. Общедоступные европейские музеи, спланированные с соблюдением всех современных технических требований к отоплению и освещению, видимо, произвели сильное впечатление на великодержавного государя и подтолкнули его к решению на строительство специального здания в Петербурге – Нового Эрмитажа.
Новый музей, в полном смысле слова, был детищем императора. Участие Николая в оформлении интерьеров музейного здания выходило далеко за рамки обычных отношений между хозяином-заказчиком и архитектором – в данном случае немцем Лео фон Кленце. Император интересовался практически каждой деталью – от подбора мрамора до проектирования и устройства витрин. Через высочайшее утверждение проходили все проектные документы, вплоть до деталей декора зданий, окраски залов, рисунков витрин, мебели рам для картин, характера освещения.
Как свидетельствуют записи в камер-фурьерских журналах, он часто бывал в нем во время устройства экспозиции: осматривал и отбирал поступавшие вещи, иногда менял их местоположение. Министр двора Волконский в декабре 1850 года запрашивал его о характере подписей под картинами. Ответ был лаконичным: «На двух языках; верхнюю на французском, а под ней на русском». Документы фиксируют, что Николай I в апреле 1851 года обходит музей и устраивает нагоняй служителям, усмотрев пыль на экспонатах.
Николай указывал начальнику II Отделения Ф.А.Бруни на слишком плотную развеску картин, на появление складок на полотнах, требовал тщательней следить за топкой амосовских печей. Почти ежедневно между 13 и 14 часами он вместе Бруни проводил время в эрмитажных хранилищах и подвалах Зимнего дворца. Считая себя знатоком живописи, император оспаривал у Бруни принадлежность картин к той или иной национальной школе, вынося свои безапелляционные суждения о судьбе работ. К сожалению, это подчас приводило к тому, что первоклассных произведений музей лишался. Николай не только отбирал картины для экспозиции, но и объединил коллекции древностей, находившихся в разных дворцах, чтобы сформировать галереи греческого, римского и скифского искусства.
Император пополнил коллекцию античной и современной скульптурой. Во время путешествия по Италии он сделал заказы ведущим скульпторам своего времени – Антонио Канове, Джованни Дюпре, Пьетро Тенерани. Совершенно новым разделом эрмитажных собраний стала небольшая коллекция египетских древностей. По настоянию Николая I в музее появился отдел русской живописи. Новыми шедеврами обогатилось собрание западноевропейского искусства. В 1850 году в Венеции была куплена коллекция галереи Барбариго, включающая полотна Тициана. Задолго до этого, в 1820 году император посетил немецкого художника, одного из крупнейших представителей романтического направления в живописи Германии, Каспара Давида Фридриха и купил несколько его работ.
Одной из самых удачных идей Николая стало широкое использование монументальных ваз для украшения музея. Вазы создавались камнерезами из многоцветных поделочных камней Сибири. Хотя предметы декоративного убранства вырезали и высекали из камня по всей Европе, произведения русских камнерезов по своим размерам и изяществу были уникальны. Вазы и их замысловатые оправы проектировали также и ведущие архитекторы. На каждое Рождество и на Пасху на Иорданской лестнице Зимнего дворца устраивали выставку новых изделий, и император лично отбирал те, которые он хотел установить в Зимнем дворце или в Эрмитаже. Комиссар Всемирной выставки 1851 года, где две вазы были отмечены медалью 2-й степени, отмечал: «Я не думаю даже, что столь трудные и так хорошо отделанные произведения были когда-либо исполнены со времен Греков и Римлян».
Торжественное открытие Императорского Эрмитажа состоялось 5 февраля 1852 года. По этому случаю в Эрмитажном театре был дан спектакль, а в залах, именуемых Просветами, среди блеска освещения и сокровищ музея был устроен праздничный ужин на 600 персон.
Николай любил бывать в музее и после его открытия. Так, публика, получившая возможность осматривать сокровищницу искусства, не допускалась туда «…с половины первого часа до двух с четвертью, так как в сие преимущественно время Его Величество изволит посещать каждодневно Эрмитаж». После длительного отсутствия в Петербурге зимой 1854-1855 года, назадолго до смерти, Николай Павлович прогуливался по музею и, окинув взором великолепные залы, сказал: «Да, здесь – совершенство!»